Юджиния, сидя в его кабинете, в Адмиралтействе, заметила:
– Сэр Уинстон, если брать в расчет французские силы, у нас на Западном фронте больше дивизий, чем у немцев. Я не понимаю, чего мы ждем? Советский Союз проиграл войну Финляндии. Они ослаблены, они не помогут Гитлеру. Один прорыв через долину Рейна, и мы подойдем к Берлину…, – Черчилль, сложив руки на животе, пожевывал сигару:
– Это ты думаешь, – сварливо отозвался Первый Лорд Адмиралтейства, – что Советы ослаблены. У них договор с Германией. Они не оставят союзника в беде. Я не хочу, чтобы британская армия уткнулась в орды монголов…, – увидев лицо Юджинии, он торопливо добавил:
– Я не имею в виду твоего покойного мужа. Перед нами другие русские. Сталину нельзя доверять. Французы не согласятся на военные действия. На фронте всего семьдесят миль границы с Германией. Мы не имеем права нарушать нейтралитет Бельгии, Голландии, а воевать в узком коридоре смерти подобно.
– Дождемся, пока их нейтралитет нарушит Гитлер, – сочно отозвалась Юджиния. Леди Кроу напомнила себе: «Он прав. Я не военный, я в подобном не разбираюсь…»
Потушив сигарету, Юджиния намазала губы помадой.
Мистер Майер, с детьми, спускался по ступеням, во двор госпиталя. Юджиния хлопнула дверью машины. Девочки побежали к ней:
– Тетя, тетя, он такой миленький…, – Юджиния подумала:
– Я Тони предлагала взять Адель и Сабину подружками. Девочки бы порадовались. Она отказалась, сослалась на то, что не знает Майеров. Джон у них обедал, заодно бы и познакомилась. Но на свадьбу они придут…, – девочки носили суконные, аккуратные пальтишки. Купив в рассрочку швейную машинку, Клара подрабатывала портнихой. Юджиния обняла малышек: «Как мама?»
– Все хорошо, – Людвиг улыбался, держа за руку Пауля. Мальчик прижался головой к пальто отца:
– Братик маленький…, Мы маме пирог принесли. Я его пек, тетя…, – Юджиния, ласково, сказала:
– Мама дома приедет, через три дня. Через неделю свадьба…, – сестры потянули Пауля к машине. Людвиг, гордо, заметил:
– Восемь фунтов, леди Кроу. Клара быстро справилась, за несколько часов. Я раву Горовицу напишу, в Каунас. Скажу, что мальчика в его честь назвали…, – он протер пенсне носовым платком:
– Спасибо, что провизию присылаете. Девочки готовят, но им шесть лет. Им тяжело, пока Клара здесь…, – он показал на окна госпиталя. Юджиния коснулась его руки:
– Что вы, мистер Майер. У вас теперь семья большая, четверо детей. Помните, мы вас ждем летом, в Мейденхеде. Пусть дети на реке побудут. Моя невестка обрадуется…, – Людвиг, поклонившись, надел шляпу.
– Я теще написал, в Палестину, что у нее еще один внук появился…, – мистер Майер, немного, покраснел:
– Мальчик на Клару похож, хорошенький. Он темноволосый, и глаза карие…, – Юджиния подмигнула ему:
– Значит, и на вас тоже. Не смею вас задерживать…, – Людвиг пошел к детям.
Юджиния смотрела вслед его спине, в старом пальто. Клара обшивала семью, но кое-что, все-таки, требовалось покупать. Юджиния и миссис Майер прошлись по благотворительным магазинам. Леди Кроу привезла, в лимузине, старую детскую кроватку, из кладовой, на Ганновер-сквер. В ней лежал еще Питер:
– Тони она только к Рождеству понадобится, – подумала Юджиния, – к тому времени маленький Аарон Майер на ноги встанет…, – Людвиг заведовал чертежной мастерской, на верфи, в Ист-Энде. Пауль работал подручным у столяров.
– Верфь стратегический объект…, – Юджиния устроила букет удобнее, – но Лондон не станут бомбить, если до этого времени не бомбили. Весной начнется наступление, во Франции, война завершится победой. Разобьем Германию, освободим Польшу…, – она помахала Людвигу и детям. Взглянув на пустынное небо, женщина потянула тяжелую дверь госпиталя.
Лучи утреннего солнца золотили серую воду Северного моря. Дул свежий, резкий восточный ветер, лодка с выключенным мотором покачивалась на волнах. Отсюда берег казался темной полоской. Маленький Джон взял бинокль. Особняк, после прошлой войны, перестроили и расширили. Здесь долго держали архивы, но зимой, перед Рождеством, бумаги отвезли в новое хранилище, в Шотландию. Джон прошелся по пустым комнатам, смотря на широкую спину Черчилля, вдыхая дым его сигары. Первый Лорд Адмиралтейства, остановившись у окна, долго разглядывал море:
– Все время ожидаешь, что на горизонте…, – Черчилль вытянул палец, – кто-нибудь появится. Как наши берлинские источники называют план? – Черчилль повернулся к Маленькому Джону.
– Операция «Морской Лев», – Джон, всегда, невольно, вытягивался, разговаривая с Черчиллем:
– Однако для успешного форсирования пролива, сэр Уинстон, Гитлеру необходимо достичь преимущества на море и в авиационных силах. Мы подобного не позволим…, – вынув изо рта сигару, Черчилль смерил Джона долгим взглядом, с ног до головы:
– Гитлер, конечно, не преминет позвонить, лично тебе, испросить разрешения на десант…, – ядовито отозвался сэр Уинстон:
– В общем…, – он помолчал, – готовьте людей. Для Британии, на случай атаки, для новой организации, на континенте. Подходящее место…, – одобрительно добавил сэр Уинстон, – уединенное. Комнат много, болтать о том, что происходит, некому. Мы должны бороться с Гитлером и за линией фронта…, – Черчилль взял цилиндр, с подоконника, – решительными способами, – он, со значением, взглянул на Джона. Герцог почувствовал, что краснеет.
Они боялись, что Бест и Стивенс начнут говорить, но ничего не произошло. Тем не менее, они сменили всех оставшихся резидентов в Голландии, за исключением Звезды. О ней никто не знал, кроме Маленького Джона, и нескольких человек в Адмиралтействе, и Блетчли-парке. Черчилль, неожиданно весело, сказал:
– Вообще она заслуживает медали. Посмотрим, как она себя в Польше проявит…, – весной дети Звезды переезжали к ее бывшему мужу. Профессор Кардозо возвращался в Европу, с новой монографией. По слухам, Нобелевский комитет серьезно рассматривал его кандидатуру для присуждения премии, в следующем году. Звезда могла отправиться в оккупированную Польшу, в качестве эмиссара от новой секретной службы, у которой пока не было даже названия. Женщина должна была представлять правительство в изгнании.
Сидя в лодке, Джон вспоминал ее спокойные, голубые глаза. Они гуляли по променаду, в Схевенингене. Иосиф и Шмуэль копошились в белом песке. Светлые волосы Эстер искрились, падая на рыжую лису воротника. Остановившись у деревянных перил, женщина помахала детям:
– Сейчас куплю жареной картошки, милые…, – Джон держал фунтик с креветками. Он очистил одну зубами, выплюнув шкурку:
– До Швеции полетишь самолетом, из Амстердама. В Стокгольме тебя ждут наши люди. Они переправят тебя через Балтийское море, на рыбацком судне, и высадят на польском побережье. Паспорт мы тебе сделали…, – Эстер кивнула:
– И очень хороший паспорт.
Она стала Магдаленой Качиньской, уроженкой Познани. По легенде, пани Магдалена происходила из смешанной семьи. Мать женщины была немкой, фольксдойче. Происхождение пани Качиньской, по матери Миллер, объясняло знание немецкого языка. Документы позволяли пани Магдалене сблизиться с оккупационными властями.
– Она меня не любит…, – повторял Джон, ожидая шума самолета, – не любит, и никогда не полюбит…, – в Амстердаме, после Венло, поселившись на безопасной квартире, он ожидал обычного визита Эстер. Не выдержав, Джон позвонил ей из телефона-автомата, в госпиталь.
За обедом в кошерном ресторане, у Эсноги, женщина пожала стройными плечами:
– Как говорят по обе стороны океана, прекрати пинать мертвую лошадь, Джон. Я имею в виду нашу закончившуюся связь…, – Эстер отпила кофе, – слезь с этого коня. Он тебя больше никуда не повезет…, – она сняла жакет. Джон посмотрел на грудь, под мягкой, шелковой блузкой, на блеск жемчуга, вокруг шеи. Он сжал зубы:
– Хорошо. Если ты считаешь нужным, Эстер. Но я всегда буду помнить, что…, – женщина прервала его:
– Я тебе говорила. Я тебя спасла не потому, что я тебя люблю. Это мой долг, Джон…, – помолчав, она добавила: «Жаль, что я не убила фон Рабе. Мы еще вспомним о нашей ошибке».
В Венло, немного придя в себя, Джон рассказал Эстер о герре Максимилиане. Женщина поджала губы:
– Я должна была его застрелить. Ты потерял способность отдавать приказы, мне требовалось взять ответственность на себя…, – узнав, что фон Рабе выжил, Питер покрутил головой:
– Не мое дело давать советы, Джон, но вы пожалеете. Я бы его убил, не задумываясь, и покойный Мишель тоже. Человечество бы ничего не потеряло, – лазоревые глаза блеснули холодом.
Они примеряли рубашки у портного, на Джермин-стрит. С войной, новые костюмы заказывать было ни к чему. У Питера и Джона имелись серые визитки, для венчания, и фраки, для обеда. Тони не захотела шить платье со шлейфом. Девушка шла к алтарю в простом туалете жемчужного шелка, с маленькой шляпой и кружевной пелериной. Уильяму сшили бархатный костюмчик пажа, цвета голубиного крыла. Церковь и обеденный зал отеля украшали белыми розами, и голубовато-серыми гортензиями. Венчалась сестра в тиаре Холландов. Джон видел кольцо невесты, с крупной, серой жемчужиной, окруженной южноафриканскими бриллиантами.
